В течение ряда лет он был членом отечественной сборной команды и регулярно выступал на ипподромах Чехии, Словакии, Венгрии, Польши,
Германии, Швеции, Швейцарии, США. На его счету немало международных побед.
Наиболее значимые из его побед – приз г. Москвы (2800 м), приз Братиславы (2400 м), приз Праги (2400 м) и приз Варшавы (2400 м), которые на митингах соцстран считались соответственно международным
Оксом и Дерби; есть, кроме того, и другие завоевания. В настоящее время Петряков живет и работает в Польше. Там он стал лучшим жокеем года (1994), выиграл приз Европы и три Дерби на арабских лошадях. Варшавская спортивная пресса очень высоко оценивала его тактическое мышление и технику езды. По этим способностям он считался одним из лучших. Недавно Михаил приезжал в Россию и охотно ответил на вопросы нашего корреспондента Елены Стольной.
– Как ты стал жокеем?
– Тяга к лошадям была у меня с детства. Они часто снились мне. Фильмы про индейцев и ковбоев приводили меня в восторг, и я мечтал научиться ездить верхом. Когда мне было 4 года, мамин знакомый посадил меня на лошадь впереди себя, и мы сразу поехали галопом. В 30 км от Армавира, где я родился и вырос, находился знаменитый конный завод «Восход». Я стал ездить туда по воскресеньям, записался в конноспортивную секцию, а потом Николай Николаевич Насибов заприметил меня и пригласил к себе на отделение учеником жокея. Я тогда учился в машиностроительном техникуме, но решение принял без колебаний.
– А как отнеслись к этому твои родители?
– Конечно, им хотелось, чтобы я выбрал более «городскую» профессию. Отец просто сказал мне: «Смотри, будет трудно». А с маминой стороны было много слез и уговоров. Но в конце концов и она смогла меня понять. Возможно, от нее мне и передались «гены любви к лошадям», если таковые имеются. Ее отец Алексей Литвинов был кубанским казаком. Он жил в станице Барсуковская, недалеко от Невинномысска, и имел свою конюшню. Моя мама с детства привыкла к лошадям; она любила этих животных, хорошо ездила верхом, поэтому, я думаю, в конце концов и уступила мне, разрешив забрать документы из техникума и пойти работать в «Восход». Позже, когда ко мне пришли первые успехи, родители окончательно успокоились. А когда обо мне появлялись заметки в прессе, они с гордостью показывали их своим соседям и сослуживцам.
– Николай Насибов при жизни стал человеком-легендой, но характер у него был очень непростой. Как тебе работалось с ним, ведь ты попал к нему совсем молодым?
– Действительно, мне не было даже шестнадцати лет, когда я начал работать учеником жокея. Конечно же, я не знал самых элементарных вещей, не умел чистить и седлать лошадей, на проездках падал. У Насибова не было времени объяснять пацану простейшие правила работы на конюшне, и ошибки мои, безусловно, раздражали его. Каждую мою оплошность Николаич сопровождал длинным потоком таких термоядерных выражений и сравнений, что их повторение в дальнейшем было полностью исключено.
Конечно, доставалось не только мне, а любому, кто делал что-то не так, поэтому я не обижался. Его методика «воспитания кадров» была нацелена на то, чтобы люди не исправляли свои ошибки, а учились не совершать их, потому что в работе со скаковыми лошадьми малейший промах может обернуться непоправимой бедой. Но если ошибка все-таки случалась, он спокойно и быстро анализировал ситуацию и без крика говорил, что делать. Насибов был строгим, но справедливым. Мог жестко наказать, но сейчас я понимаю, что он не желал мне зла, а хотел сделать из меня хорошего жокея.
– В «Восходе» работали лучшие в стране жокеи: Владимиров, Чугуевец, Шавуев, Яковлев. Какие отношения были у тебя с ними?
– Все они были старше и опытнее меня, имели крупные победы, но я никогда не чувствовал высокомерия с их стороны. От каждого из них я чему-то научился. Юра Владимиров очень помогал мне в самое трудное время, когда я только начинал. Он не только охотно и доходчиво отвечал на все мои вопросы, но и поддерживал меня морально, никогда не смеялся над моими оплошностями и останавливал других. За многое я безмерно благодарен этому человеку и никак не могу смириться, что его уже нет с нами.
Чугуевец работал в другом отделении, и я мог только со стороны наблюдать за ним. С Арслангиреем Шавуевым я работал на более позднем этапе своего профессионального становления. Мы вместе делали галопы. Он был первым жокеем отделения, тем не менее мог прислушаться и к моему мнению относительно той или иной лошади. Когда он получил отделение в Кабардинском заводе, я работал у него жокеем, и мы всегда легко находили общий язык.
С Володей Яковлевым мы уже были как два равноправных партнера: перед ответственными стартами подолгу обсуждали резвые работы лошадей, пытались предугадать, как поедут наши соперники. Одним из результатов нашего творческого союза был дубль Ават/Гобой в Дерби 1980 года.
– Какие лошади тебе особенно запомнились?– Думаю, что каждый профессиональный конник помнит всех лошадей, с которыми ему пришлось работать, и я в этом отношении не исключение. Наиболее яркий след оставляют в моей памяти те лошади, которые каким-то образом повлияли на меня как на профессионала. Их много, и не обязательно они самые лучшие. Одна из таких лошадей – маленькая рыжая кобылка Гацания (Айвори Таур – Гантель). В 1975 году я выиграл на ней свой первый традиционный приз Пробный. Это была далеко не простая лошадка; очень горячая и своенравная, она научила меня быть терпеливым. Второй – Магдебург (Мелик – Бигардия). Именно с этого жеребца, по сути, и началась моя сознательная работа со всеми остальными скакунами.
И третьей, наиболее сложной лошадью в моей жизни был Роулетт, сын Макиавеллиана, рожденный в Англии и импортированный в Польшу. Столь испорченного, озлобленного и недоверчивого жеребца я не встречал и, признаюсь, не хотел бы встретить еще раз. У него была непростая и очень трудная жизнь, и не исключено, что если бы мы не встретились, его просто отправили бы на бойню как лошадь, опасную для жизни человека. А сейчас он второй год подряд является лучшим производителем двухлеток в Польше. Думаю, в дальнейшем он станет ведущим отцом спринтеров.
Конечно, нельзя забыть и тех, с кем связаны и наиболее счастливые моменты скаковой карьеры – победителей крупных призов.
– Как ты попал в Польшу?– В середине восьмидесятых годов я почувствовал, что мое развитие как жокея начало замедляться: очень маленькое количество стартов, недостаток информации из-за границы, ограниченное число соперников делали свое дело. Мы все варились в одном котле, а немногие выезды на международные митинги не давали достаточной практики, столь необходимой любому жокею. Очень хотелось поскакать за рубежом, увидеть работу ведущих жокеев и тренеров «от кухни». В принципе, такие возможности были: мне и другим жокеям регулярно приходили приглашения на работу из стран Восточной Европы. Там советские жокеи пользовались авторитетом. Но выезд из СССР по ряду причин был тогда проблематичен.
С распадом Союза в российском коневодстве началась неразбериха. Платить жокеям стали еще меньше, при этом зарплату часто задерживали, а призовые могли и вообще не выплатить. В Москве перестали проводить скаковые сезоны, так как конные заводы жалели денег на командировочные. Не удивительно, что в такой ситуации многие жокеи предпочли уехать работать за границу. Тогда уже этому никто не препятствовал.
Мне предложили поработать в Польше в норвежской фирме «Ольсен». Одним из направлений ее деятельности была подготовка и продажа чистокровных лошадей на аукционах во Франции. В мои обязанности входило руководство скаковым тренингом. Все лошади были рождены во Франции, но в связи с тем, что в Польше их содержание обходилось значительно дешевле, такая схема бизнеса была выгодна.
– Но ты же хотел поработать за границей жокеем?
– Да. И такая возможность мне представилась. В начале апреля, когда все подготовленные мной лошади были проданы, мне позвонили с Варшавского ипподрома и предложили работу в одной из скаковых конюшен. Сезон оказался удачным: я скакал на чистокровных и арабских лошадях, выиграл Дерби и стал жокеем года. В Польше, как и в других европейских странах, этот титул присваивается официально, его получает лучший, по мнению спортивных журналистов, жокей. Мне вручили диплом и памятный подарок. До 2003 года я работал в разных скаковых конюшнях и жокеем, и тренером. За это время я еще два раза выиграл Дерби, приз Европы на арабском жеребце Эссее, ряд других традиционных призов.
– Твой старший сын Дима четвертый год работает жокеем. Ты целенаправленно готовил его к этой профессии или это его самостоятельный выбор?– Он сам решил скакать. И для меня это было даже несколько неожиданно: в детстве он никогда не говорил мне, что хочет работать с лошадьми. А потом стал помогать на конюшне, ездил на проездки; ему это понравилось, физические данные у него были, ну вот и работает. Помогаю ему чем могу.
– Как ты оцениваешь его профессиональные успехи? – Год назад он получил звание лучшего молодого жокея. Конечно, мне это приятно, но вообще я больше внимания обращаю на недостатки в его езде.
– А у младшего сына есть интерес к лошадям?– Да, но ему еще только днсять лет, и со временем могут появиться другие цели. Но вообще у нас вся семья работает в одной конюшне. Это, конечно, очень хорошо, но, как и во всем, есть свои плюсы и минусы.
– А кем тебе интереснее работать: жокеем или тренером?
– Жокеем. Это интереснее: я сел на лошадь, чувствую ее, чувствую, что ей надо. У тренера такой возможности нет. Нужно полагаться на свой опыт и интуицию, и тут можно сделать ошибку.
– Ты никогда не испытывал разочарования в своей профессии?– Я думаю, что почти каждый жокей проходил через это. Некоторые пробовали сменить профессию, потом возвращались. Были и те, кто не выдерживал. Тяжелая это профессия и в физическом, и в моральном плане.
– Нравится ли тебе жить и работать в Польше?
– Все зависит от того, где ты работаешь и насколько порядочен твой работодатель. Это касается не только Польши, но и любой другой страны. Работать приходится очень много; досаждают к тому же бюрократические препоны, которые надо постоянно преодолевать. Этим и пользуются хозяева: за минимальную зарплату они стараются выжать из человека все что можно. С такими проблемами сталкивались все наши соотечественники, работавшие за рубежом. Но есть и положительные стороны. Во-первых, приобретаешь большой профессиональный опыт. В Европе у жокея больше стартов, чаще проводятся международные скачки, больше информации, поэтому совершенствовать свое мастерство там гораздо проще. Во-вторых, в Польше хорошие условия жизни, многие вещи и продукты дешевле, чем у нас, и даже на те небольшие деньги, что платят русским, можно жить вполне прилично.
– Расскажи немного о призовом коннозаводстве Польши и об ипподромных испытаниях в этой стране.
– В Польше хорошие скаковые традиции. Помимо чистокровных лошадей там популярна арабская порода, предусмотрены и скачки для англо-арабских помесей. Для них также разыгрываются все традиционные призы. Я бывал в Польше и в советские времена. Тогда все конные заводы были государственными, и команда этой страны всегда была нашим главным соперником на международных митингах соцстран.
Частные владельцы в Польше появились примерно в то же время, что и у нас, но остались и государственные конные заводы. Тогда в польском коневодстве и коннозаводстве тоже возникла неразбериха: общая политическая ситуация в стране была нестабильной, и Министерство сельского хозяйства стало выделять гораздо меньше средств на развитие отрасли. И в первую очередь пострадало призовое коневодство. Скачки стали очень дешевыми, лошади перестали себя окупать. Ипподром находится в собственности государства, управляет им жокей-клуб.
– А что представляет собой эта организация в Польше?
– Создан польский жокей-клуб по инициативе Министерства сельского хозяйства и находится у него в подчинении. Существует клуб не так давно; он занимается выдачей лицензий тренерам и жокеям, регистрирует скаковые конюшни, ведет племенные книги арабских и чистокровных лошадей, составляет календарь скачек. Хотя в него и входит несколько тренеров и владельцев, основной состав членов жокей-клуба – чиновники. А они в любой стране одинаковы: думают прежде всего о своих интересах, ведут какие-то закулисные игры, в которых конникам и не разобраться. Ясно одно: они довели ипподром до банкротства. В 2006 году проведение скакового сезона было под большим вопросом, и в результате он начался в конце августа и закончился в начале декабря. Все знают, что это было сделано специально, чтобы иметь возможность продать часть земли ипподрома, а защитников скаковых традиций загнать в угол. Не имея финансовой независимости и квалифицированных организаторов, преданных коневодству и скаковым испытаниям, польский жокей-клуб, по сути, является элементарной бюрократической конторой. Работая на ипподроме, неизбежно придется иметь с ним дело, но пользы от этой организации никакой.
– Но ведь в Польше существуют ассоциации частных владельцев арабских и чистокровных лошадей.
– Существуют, но дальше разговоров на собраниях у них дело не идет. Во-первых, среди владельцев лошадей нет настоящих профессионалов. Все они слабо разбираются в коневодстве, но каждый считает себя умнее любого специалиста. Многие хозяева лошадей обзавелись ими вовсе не от большой любви к этим животным, а исключительно из корыстных целей: взять в банке целевой кредит на разведение скакунов и использовать его на что-то другое, или накупить лошадок подешевле и быстренько втридорога их продать. Не хочу сказать, что все владельцы такие; есть и истинные любители и фанаты, но они, как правило, очень ограничены в средствах.
Во-вторых, владельцы хоть и состоят в ассоциации, но совершенно не организованы для выполнения каких-либо совместных конструктивных действий. У них нет никакой программы, они не только не объединены общими целями, но и не понимают их. Все это в большей степени относится к владельцам арабских лошадей. Владельцы чистокровных лошадей серьезнее, они настроены на скачки. Когда сезон был практически сорван, они вывозили лошадей скакать в Чехию, Словакию, Германию, Италию, Швецию. А коневоды-арабисты записывают в скачки тех, кто не проходит шоу.
– А как живется в Польше тренерам и жокеям?
– Я уже говорил, что сейчас коневодство Польши переживает тяжелейший период. А еще четыре года тому назад все было иначе: призовые были намного выше и, соответственно, и зарплаты. У каждого тренера в конюшне стояло по 60–70 голов лошадей, владельцы которых исправно платили за тренинг, и даже посредственные лошади приносили тренерам немалый доход, поэтому все они жили очень обеспеченно, а жокеи получали хорошие деньги за участие в скачках. И все получали 10% призовых от ипподрома, плюс премию от владельца; лучший по итогам года жокей получал автомобиль, а лучшего ученика посылали на бесплатную экскурсию в школу жокеев в Ньюмаркет. Лучшая девушка-жокей премировалась путевкой на горнолыжный курорт.
Конкуренция в то время была очень жесткой, и против иностранных жокеев велась целенаправленная кампания: судейская постоянно придиралась, штрафные санкции могли применить за надуманные нарушения, лошадей хороших старались не давать. Теперь же все изменилось. С ухудшением экономических условий начался отток лучших кадров; многие польские жокеи уехали в Англию, Германию, Италию, зато русским стало легче. Они теперь нарасхват. И если бы не они, то и скакать в Варшаве было бы некому.
– А как ты думаешь, долго ли еще продлится кризис в польском коневодстве?
– Любой вид спорта, как, к примеру, и любая отрасль промышленности, развивается волнообразно. После спада обязательно должен наступить подъем. А для прогресса скакового дела в Польше не так-то много и надо. Все упирается в деньги: если найдется несколько серьезных спонсоров, дела быстро пойдут в гору. Все для этого есть: прекрасный ипподром, хорошие лошади, квалифицированные и опытные кадры и, конечно, любители скачек. Но я хотел бы еще сказать, что нынешний кризис привел и к определенным положительным изменениям. Благодаря близости многих европейских стран польские конники стали больше выезжать на скачки за рубеж, приобрели международный опыт, поняли, что из Польши можно вывозить лошадей во многие страны без потери скаковой формы, что польские скакуны вполне конкурентоспособны.
– А не тянет ли тебя в Россию?
– Думаю, каждого нормального человека не может не тянуть на родину, как бы хорошо не было ему где-то в другой стране. В России у меня остались родители, друзья, но я не жалею, что уже 14 лет живу в Польше. Это очень много дало мне в профессиональном плане, здесь я нашел ответы на многие вопросы, которые давно волновали меня. И надеюсь, что, где бы я ни работал в дальнейшем, этот опыт пригодится мне.
– Я знаю, что ты следишь за положением дел в нашем коневодстве. Что ты думаешь о современных российских лошадях? Могут ли они составить конкуренцию европейским?
– С каждым годом я вижу в ипподромных программах все меньше и меньше лошадей, рожденных в России. В основном скачут и побеждают купленные в Америке, Англии, Ирландии, Германии, Франции. К сожалению, расстояния от Москвы даже до ближайших европейских ипподромов очень велики. И даже если лошадь не хуже западных, она растеряет по дороге около 70% своей формы; к тому же, как я знаю по собственному опыту, лошадь должна еще и адаптироваться к зеленой дорожке. Если серьезно рассчитывать на успешные выступления в Европе, то целесообразно было бы найти тренбазу ближе к немецкой границе.
– И в заключение традиционный вопрос: каковы твои планы на будущее?
– Ну какие могут быть у тренера планы? Работать со скаковыми лошадьми – в этом все планы. А еще у меня есть цель: организовать школу жокеев, программа которой полностью отвечала бы современным требованиям подготовки молодых людей к этой профессии. Сейчас я собираю информацию о лучших зарубежных школах жокеев, обобщаю свой собственный скаковой опыт, изучаю и анализирую опыт коллег.
– Это действительно очень нужное дело. Надеюсь, что у тебя все получится, и желаю успеха!
Елена Стольная
Фото Владимира Лисичкина
|
